Город Екатеринбург, 1889 год

Издание Екатеринбургского городского головы Е.И. Симакова.

От издателя.

Приступая к изданию настоящей книги

"Город Екатеринбург",

я заранее был уверен, что читатели найдут в ней много несовершенств и пробелов,

 но в тоже время надеялся, что они снисходительно взглянут на эти несовершенства, неизбежные в каждом новом деле, 

в каждом первом опыте.

Цель, которой я руководствовался, издавая "Город Екатеринбург", заключается в том, чтобы предлагаемая книга, давая, по возможности, самые разнообразные и полные справочные сведения о настоящем состоянии города Екатеринбурга как официальным, так и частным лицам, ознакомила их и с историческим прошлым нашего города. Насколько достигнута намеченная мною цель предоставляю судить читателю.

I

Отдел историко - статистический.

Город Екатеринбург.

Исторический очерк.

"Город есть живой узел разнообразных народных

связей и отношений; он на самом деле является

как-бы сердцем той страны, где возникает и 

                                   вырастает".

Забелин.

I.

По народной примете, счастливые люди родятся в сорочке, и мы позволяем перенести это сравнение на Екатеринбург, который в ряду других русских городов занял, с первого дня своего появления на божий свет, совершенно исключительное место. Возникновение Екатеринбурга связано в нашей уральской летописи с именем первого русского историка 

В.Н. Татищева - этот последний выбрал и место для города, и служил для него как-бы крёстным отцом. В пёстрой среде русских городов Екатеринбург является действительно "живым узлом", особенно по сравнению с другими городами, историческая роль которых, как сторожевых, военных или торговых пунктов, давно кончилась. Жизнь обошла их и создала свои новые "живые узлы". Петровское время строило немного, но за то петровские города носят в себе совершенно своеобразный отпечаток, точно на них отразились гениальные замыслы великого царя-преобразователя, Екатеринбург является именно таким петровским детищем, окрещённым именем его любимой жены, хотя собственно городом Екатеринбург сделался в 1781 г., в царствование великой императрицы Екатерины II.
Рассматривая местность, занятую городом, мы поймём, что руководило его основателем. Средний Урал не отличается высотой, и на самом перевале почти встречаются две большие реки - Исеть и Чусовая. Вот в этом пункте Татищев и наметил будущий город, благо под руками был широкий и дешёвый водный путь. Пётр I в своём письме Геннину, от 20 ноября 1723 г., говорит по поводу "совершения медного завода",  что то изрядно учинено, только надлежит того смотреть, дабы был водяной ход, как для привозу материалов на заводы, так и для отвозу сделанных вещей на заводах, чтобы без водяного ходу не учинилось дороговизны". Были и другие причины, заставившие Татищева остановиться на этом пункте, тем более, что реками Бог не обидел наш Урал. Река Исеть, протекавшая сердцем тогдашней Башкирии, связывала собственно горнозаводскую область с благословенным Зауральем, этим золотым дном, где широко разлегались леса, пастбища и степной сибирский чернозём. Затем существовала ещё одна причина, более временного характера, именно, Екатеринбург должен был служить оплотом против башкирских бунтов, время от времени вспыхивавших
в Зауралье, как степной пожар.

Обстоятельства основания Екатеринбурга следовали в таком порядке. В 1720 г. Пётр I послал на Урал артиллерийского капитана В.Н. Татищева, которому было поручено временное заведывание горнозаводскими делами. Тогда существовал Уктусский завод, основанный
 в 1704 г. на мелководной реке Уктуске. Татищев, приехав на Урал, сразу увиделвсе неудобства этого Уктусского завода, и в январе 1721 г., по указаниям уктусских мастеров, отыскал новое место для завода, именно о самое, где сей1час стоит Екатеринбург. В своём донесении в берг-колегию, во главе которой тогда стоял известный чернокнижник граф Брюсс, Татищев представил все выгодынового, облюбованного им места, которое он сразу наметил горнозаводским центром. Так как ожидать ответа, при тогдашних путях сообщения, было долго, то нетерпиливый Татищев сейчас-же приступил к постройке нового завода, при чём уже задавался широкими планами: провессти через этот пункт главный сибирский тракт, проходивший через Верхотурье, перевести юда из Ирбита ярмарку, сосредоточить главное горное управление, основать первые школы, ввести новые производства и т.д..
Но в мае 1721 года последовал от берг-коллегии отказ, и Татищев должен был приостановить работы. Последовала новая переписка, и на этот раз берг-коллегия изъявила наконец своё согласие. Для окончательного решения вопроса, быть или не быть новому заводу на р. Исети, послан был на Урал советник берг-коллегии Михаелис, который отнёсся к затеям Татищева подозрительно и не одобрил его начинания. Но Татищеву в это время было не до нового завода, потому что в своё короткое пребывание на Урале он успел поссориться с всесилным тогда заводчиком Ак. Ник. Демидовым и должен был отправиться для объяснений в Петербург. Это было в 1722 г. Чтобы разобрать ссору Татищева с Демидовым и привести в порядок горнозаводские дела, Пётр I отправил на Урал устроителя Олонецких заводов генерала Геннина. Этот немецкий генерал был редким птенцом орлинного петровского гнезда - деятельный, преданный и в вышей степени честный. Прежде всего он разобрал ссору Демидова с Татищевым, а затем осмотре заводы и вполне одобрил план Татищева. Таким образом, судьба Екатеринбурга была решена. Весной 1723 года работа закипела: для постройки нового завода и крепости на р. Исети были вытребованы из Тобольска всякие мастера - плотники, столяры, кузнецы, слесаря, каменщики и целый полк солдат. Деньгами потребовалось 30 тыс. рублей, кроме того, на подмогу будущему заводу-крепости были приписаны пять ближайщих крестьянских слобод - тогда вся эта местность принадлежала к Тобольскому уезду тогдашней Сибирской губернии. Так как мастеров было мало, то часть необходимых людей Геннин выписал из Олонецких заводов, а другую взял у Демидова.
Представьте себе совершенно пустынные берега р. Исети, покрытые лесом. Весной 1723 г. явились солдаты из Тобольска, крестьяне приписных слобод, нанятые мастера, и кругом всё ожило, как по щучьему велению в сказке. Роняли лес, готовили место под плотину, клали доменные печи, поднимали крепостной вал, ставили солдатские казармы и дома для начальства. В июне одних крестьян набралось здесь 1351 чел.: 428 плотников, чернорабочих на лошадях 297 и пеших 626 человек, а в июле работало уже 1452 пеших крестьян и 520 конных, да ещё 960 солдат тобольского полка. Солдаты строили собственно земляной вал будущей крепости, бастионы, деревянные полисады и рогатки, копали крепостной ров, а для других работ употреблялись только за недостатком рабочих рук - так солдаты помогали строить церковь, помещение для оберг-бергнита (так названо было Генниным главное управление горными заводами) и офицерские квартиры. Больше всего Геннин торопился с плотиной, которую нужно было кончить до заморозков, поэтому с августа все рабочие крестьяне и солдаты были сосредоточены на плотинной работе. Таким образом, благодаря отчаянным усилиям неутомимого немца, вчерне завод был готов через год и пущен в ход, окончательная его постройка вместе с крепостью была завершена в 1726 г.
Насколько трудное это было предприятие, доказательство мы находим в одном письме Геннина к царю Петру, где он между прочим пишет: "и опять солдатам хотя жалование даётся каждый месяц, порядочно и безволокитно, також и провиант, однакож бежало ныне много на воровство на Волгу. И того ради я понуждён был, по учинённому кригерехту (военный суд), которые пойманы, пе5ревесить, тех, которые подговаривали бежать, и другие наказания ученить. И ежели не перестанут бегать, то и жесточе буду поступать"... Из этого явствует, что повешение "присовершении заводу" считалось сравнительно лёгким наказанием, да и говорит это тот самый Геннин, который пр всяком удобном случае считал своим долгом замолвить словечко за "профоса", как назывались тогда солдаты.
Наружный вид произведённой постройки был такой: центр составляла крепость в форме правильного четырёхугольника, , кругом которого впоследствии пристроили разное обывательское жильё. Трои ворота вели внутрь этого кремля. Сравнительно, крепость занимала очень небольшую площадь.. Земляные валы тянулись параллельно берегам р. Исети с севера на юг на расстоянии 358 саж., а затем под прямым углом пересекали Исеть, что составляло 307 сажень. Северный вал крепости Проходил там, где теперь стоит дом главного горного начальника, а южный у Каменного моста. Западный вал пересекал нынешний гостиный двор, восточный пролегал немного выше Вознесенского проспекта. Н.К. Чупин говорит, что в саду дома Фурман, на Вознесенском проспекте, он ещё видел остатки этого крепостного вала. Вышиной вал был в сажень, шириной по верху 2 аршина. На валах помещалось 6 бастионов, а внутри крепости они были обнесены деревянным полисадом
в 1 3/4 сажени высоты; восточная сторона крепости, открытая больше всего нападениям башкир, была укреплена полисадом на самом валу, Кроме того, сейчас за валом начинался широкий ров - 2 аршина и 2 сажени по верху ширины; отступая 12 сажень от рва, шли деревянные рогатки. Внутренняя площадь крепости, разделённая р. Исетью, связывалась плотиной. Левый берег, где стояла церковь великом. Екатерины, назывался церковной стороной, а правый - торговой. Зимой, когда р. Исеть замерзала, по льду выставляли рогатки, чтобы этим путём защитить естественные разрывы крепостных валов.
За этой внешней стороной дела стояло глубокое внутреннее содержание, и для нас особенно важно выяснить здесь то горячее участие, какое принимал в постройке нового завода-крепости сам царь Пётр I. Урал вообще привлекал настойчивое внимание великого императора, предвидевшего своим гениальным умом историческую роль этого горного кряжа, единственного в свете по своим подземным сокровищам. Но нельзя не удивляться, что Пётр, заваленный всеми государственными заботами, находил время не только интересоваться постройкой какого-то нового завода на р. Исеть, но ещё  и вступал в собственную переписку с его строителями. Так Пётр I  пишет Геннину от 16 июля 1723 г. с корабля "Екатерина" у Рогерника: "Письма твои до Нас дошли, по которым уведомились о состоянии новых медных и железных заводов, и за труды ваши благодарствуем. А что по се время на те ваши письма не ответствовали, и то случилось за нашими недосугами"...  От 15 августа того же года из "Петербурга" Пётр пишет Геннину: "Письмо твоё, июня от 12 числа, купно с чертежём заводу новопостроенному и с подносом медным, через посланного от тебя адъютанта Шкадера, до Нас дошло, и за доброе управления врученного тебе дела благодарствуем". Желая, вероятно, угодить царю, Геннин задумал задумал назвать новый завод-крепость в честь императрицы Екатеринбургом, о чём и писал ей. От 28 августа 1723 г. получен был Генниным собственноручный ответ императрицы, которая между прочим, писала: "Что же вы писали, что построенный на Исети завод именовали, до указу, Екатеринбург, и оное також Его Величеству угодно. И Мы вам как за исправление положенного на вас дела, так и за название во имя Наше завода новостроенного благодарствуем".
Так состоялось знаменитое крещение вновь построенного завода-крепости, который простой народ уже называл городом. По этому поводу Геннин писал в Тобольск: ..."новую крепость, которая построена в Угорской провинции при р. Исети, и при ней заводы с разными фабриками и мануфактуры назвали Екатеринбург, для памяти в вечные роды и для вечной славы Ея Величества Всемилостивейшей Государыни Императрицы. И ежели какие промемории надлежит вам присылать, то писать: в Катерин-бург, в Сибирский обер-бегамт."
Этот сибирский обер-бергамт был переведён из Уктуса в новые заводы ещё летом, "понеже", как писал Геннин, "эти заводы в самой середине лежат". Мазанковая церковь во имя великом, Екатерины была заложена 1 октября 1723 года, а 24 ноября того-же года уже праздновались первые именины завода-крепости, при чём палили с крепости из пушек и поили солдат-строителей казённым вином.

продолжение следует

Город Екатеринбург, 1889 год (глава II)

Глава I

II.

Крепость-завод, окрещённая Екатеринбургом, выросла на берегах р. Исети с сказочной быстротой. Грозно глядят с крепостных валов чугунные пушки, дымятся фабрики, а там внутри крепости, уже золоьой искоркой горит православный крестцерковки мазанки, Конечно великих трудов стоило поставить в открытом и диком месте целый город, но главные заботы были впереди: нужно было стянуть сюда население, утвердить заводское производство, расширить торговлю и всякие промыслы. Честный немецкий генерал Геннин должен был позаботиться обо всем и обо всех.

В 1726 г. 26 февраля архимандрит Тобольского Знаменского монастыря Филипп освятил церковь. Она была покрыта тесовой крышей, а шпиц колокольни и глава белой жестью. Первые колокола отливал какой то демидовский мастер, иконостас делали свои екатеринбургские мастера; церковная утварь, облачения и книги были куплены в Тобольске. Первым священником был вдовый протопоп Федосий Васильев, служивший раньше в Невьянском заводе; его дети Иван и Кузьма составляли  - первый был диаконом, а второй пономарём. Первым церковным старостой был выбран местный житель Михайло Суздальцев. Так как в новой церкви многого не доставало, то Геннин обратился с просьбой к императрице о помощи. Это ходатайство не осталось без последствий, и немедленно из Петербурга с курьером было выслано необходимое церковное "одеяние": ризы штофные (по пунцовой земле белые травы), с с золотым позументом, подложены красной китайкой; такой же стихарь, эпитрахиль, поручи и воздухи; подрясник тафтяной двуличный: жёлтый и красный шёлк, подольник обшит красной ленточкой, а подложень китайкой лазоревой и т.д. Кроме того, из Москву была выслана серебряная церковная утварь и богослужебные книги.
В это время все крепостные и заводские постройки были кончены. Следующие фабрики были уже в действии: две доменные печи, два молотовых, три досчатых молота, укладная, стальная, железорезная, проволочная, пильная мельница и т.д. Но этого было мало: для вспоможения екатеринбургскому заводскому пруду Геннин в 1725 г. построил в двух верстах выше запасную плотину - так возник громадный Верх-Исетский пруд, имеющий в длину 15 вёрст. Тут неутомимый Геннин через год построил новый завод цесаревны Анны, получивший  в народе название "верхней плотины", а в последствии переименованный в Верх-Исетский. В этом же году основан был в Екатеринбурге так называемый "платный двор", на котором чеканилась четырёх-угольная монета - "платы". Были рублёвые платы, в полтинник, в четвертак, двадцати копеечные, в гривенник, пять и одну копейку. Но этот платный двор существовал недолго и в 1727 г. был закрыт. Из обывательского жилья в 1725 г. в Екатеринбурге насчитывалось жилых домов 203 и 2 жилых балагана; большинство этих домов не имели ни дворов, ни огородов. Стекло в то время представляло недоступную роскошь и вместо него вставлялась слюда, но при спешности постройки слюды не хватало, и даже здание сибирского обер-бергамта стояло с бумажными оконницами, как вероятно и обывательские дома. Скажем здесь кстати, что к концу управления Геннина (1734 г.) в Екатеринбурге насчитывалось 335 жилых домов - 107 внутри крепости и 228 за крепостным валом, где начинались слободы. На торговой стороне выросли два торговых бревенчатых"ряда": казённых в 18 лавок и частный в 11. Кроме того, в черте крепости были устроены лаборатория, госпиталь, школа и даже казённая торговая баня. Из фабрик, кроме доменной, трёх кричных и досчатых, особенного внимания заслуживают жестяная, проволочная, якорная и фабрика медной посуды. Приготовление жести в России было введено в первый раз, а потом совсем прекратилось, так что до последнего времени вся жесть получалась в Россию из заграницы.
Теперь переходим к тому, что в новом сказочном городе. Задолго до основания Екатеринбурга существовал Уктусский завод, а раньше его выросла на берегу Шарташа раскольничья слобода. Вот отсюда и явились первые переселенцы в новую крепость, тем более, что Уктусский завод, за недостатком воды, принуждён  был сокращать своё заводское производство. Кроме того, мы уже говорили о тобольском полку, который переведён был для постройки Екатеринбурга и, по всей вероятности, остался здесь в качестве крепостного гарнизона. Солдатская служба тогда была чуть не пожизненной, пока человек держался на ногах. Но главный контингент населения составили те обнищалые и голутвенные людишки, которые в конце XVII и в начале XVIII в.в. потянули из России на Урал и в Сибирь. Такая тяга на далёкий восток существовала всегда, но в это время она особенно усилилась, благодаря разным внутренним неурядицам, строгостям петровских времён и вообще непосильным тяготам. Видное место в этом движении народных масс принадлежит последователям старой веры особенно в гонимые времена нижегородского епископа Питирима.  Укажем, между прочим, на строгий указ относительно раскольников, изданный 16 июля 1722 г. сенатом совместно с синодом - этот указ вызвал особенно сильное движение переселенцев в далёкую восточную украину. На Урал,потаёнными дорогами направлялись староверы из-под Москвы, из Тулы, из Выгорецких обителей, с р. Керженца - благодаря последней на Урале староверы получили название кержаков. Заводчики, особенно Демидовы, охотно принимали беглецов, и Невьянский завод является в уральской летописи одним из древнейших раскольничьих гнёзд. Слобода Шарташ пользовалась не меньшей популярностью и, как говорит предание, здесь поселились ещё бунтовавшие в Москве стрельцы. Одним словом, можно сказать неверно, что всё заводское дело на Урале поставлено раскольничьими руками, а лучшие мастера выписаны из Тулы и с Олонецких заводов, где старая вера процветала.
Геннин отлично устроивший Олонецкие заводы, давно оценил значение этих гонимых людей, как прекрасной рабочей силы и хлопотал за них, стараясь привлечь на заводы, - раскольники были отличными работниками,, самыми надёжными поставщиками всяких припасов и и особенно были полезны по части приискания новых руд. Между прочим, Геннин особым письмом просил Петра I за Семёна Денисова, родного брата известного расколоучителя, потому что этот Семён "в подъём и сыску был годен и пред другими радетелен в заводской работе". Очутившись на Урале, Геннину оставалось только воспользоваться той-же рабочей силой, благо кругом гнездились раскольничьи посёлки и слободы, что он и сделал. С самого основания Екатеринбурга мы встречаем уже знакомые фамилии: Баландиных, Казанцевых, Савельевых, Рязановых, Толстиковых и т.д. Пользуясь этой живой силой, Геннин в тоже время должен был уступать духу времени и "нещадно" преследовал староверов-совратителей. Это служило далёким отзвуком царской опалы на раскольников, замешанных в деле царевича Алексея. И вот Геннин шлёт суровые указы, в которых за совращение в "суеверную обыкность" грозит кнутом, вырезываньем ноздрей и вечной каторгой, что и применяется на практике. Правда таких случаев было немного, и административные грозы не помешали Екатеринбургу впоследствии сделаться крупным раскольничьим центром.
Кроме этих основных элементов, из которых сложился фундамент будущего населения Екатеринбурга, явились другие этнографические "примазки", выражаясь горнозаводским языком. Так на Урал правительство ссылало много пленных шведов и поляков, которые заживались здесь и даже вступали в браки с русскими. Последнее обстоятельство вызывало неприятные курьёзы. Так, шведов, женившихся на русских, приказано было "разженить" и этих шведских жёнок выдали замуж за русских. Поэтому Татищев усиленно хлопотал о дозволении пленным шведам жениться на русских и добился разрешения от синода, но эта льгота пришла немного поздно, именно, когда шведским пленникам позволено было вернуться на родину, чем они, конечно, и воспользовались, за небольшими исключениями. По переписи 1735 г. мы в Екатеринбурге находим Парфёна Беляева из Выборга, шведской нации, Максима Яранских - отец польской нации; Панкрат Поляк, тоже польской нации, Василий Портных "калыцкой прероды" и т.д. Заметим здесь к стати, что Геннин покровительствовал коренным русским насельникам, а Татищев, этот западник по петровскому образцу, тащил на Урал за собой "немца". В горном деле это было вызвано прямой необходимостью, потому что своих рудознатцев и розмыслов (инженеры тоже) не находилось, но и помимо этого немец быстро утвердился в новой крепости. Таким образом появился портной немец - Крестьян Ефимов, потом Татищев добыл из Швеции первого гранильного мастера Рефа, который на Урале явился основателем этого важного промысла, а затем мы видим доктора Брифа, Лекаря Симонсона, аптекаря Тана и т.д.

продолжение следует

Город Екатеринбург, 1889 год (глава III)

Главы 1-я, 2-я

III.

Геннин и Татищев, являясь противоположными натурами, отличным образом дополняли друг друга. Геннин внёс с собой прекрасное знание горного дела, неусыпное рвение и честность, а Татищев, уступая ему по части специальных знаний горнозаводского характера, обладал почти гениальной всесторонностью, чем был и сам Пётр I, этот первообраз всех русских самоучек, Получивши образование "по артиллерии", Татищев проявил в себе таланты прекрасного администратора, придворного, дипломата, учёного - одним словом, он с необыкновенной быстротой осваивался в каком угодно положении. Достаточно сказать, что он управлял монетной конторой в Москве, исполнял дипломатические поручения в Швеции, был церемониймейстером при дворе, строил заводы, усмирял башкирские бунты, служил астраханским губернатором и, не смотря на всё это подавляющее разнообразие своих должностей, находил время затрачивать массу труда на составление первой русской истории, справедливая научная оценка которой сделана только в последнее время. Предмет нашей статьи заставляет нас рассматривать Татищева только как первого горного начальника на Урале, и мы переходим к этому. Геннин, недолюбливая покладистый характер Татищева, унаследовавшего со всеми талантами специальные недостатки московского боярства, отдавал ему надлежащее уважение, скажем больше - он подчинялся ему, где обстоятельства требовали широкого взгляда, общий соображений и смелой творческой руки.
Наметив место для будущего горнозаводского центра, Татищев сейчас-же набросал широкий план его будущей деятельности. Прежде всего, этот завод на р. Исети должен служить крепостью, затем, помимо специальной заводской деятельности, Татищев хлопотал о насаждении здесь разных побочных промыслов и ремёсел, какие в будущем дали-бы кусок хлеба тысячам рабочих рук: бумажной фабрики, стеклянного завода, ножевых фабрик, проволочного производства, часового мастерства и т.д. Эти мысли занимали Татищева ещё в первый его приезд на Урал, когда Екатеринбург не существовал, и он их подробно изложил в официальных доношениях по своему начальству. Дело дошло до сената, который, рассматривая разные "докладные пункты" неугомонного артиллерийского капитана, между прочим, постановил: "об учинении фабрики, где-бы ножи складные и столовые ножницы, бритвы и тому подобные железные мелочи, к тому обучалось-бы крестьянство и могло бы работать для своей и государственной пользы, в том поступать, как ему, Татищеву, указом его императорского величества чинить повелено". Выражаясь нашим языком, Татищев заботился о развитии кустарных крестьянских промыслов, что впоследствии было заторможено запрещением на Урале огне-действующих заведений. Великий птенец гнезда Петрова, если-бы поднялся из земли, увидел-бы, что лучшая половина его планов и начертаний остаётся невыполненной даже сейчас, а другая на краю гибели...
На самое видное и характерное место в деятельности  Татищева занимаю его заботы  о развитии народного образования, - в этом вы видите тогдашнего "всего человека", отразившего в себе могучие идеалы великого царя - работника. Татищев явился на Урал уже с готовым планом и в короткий срок (1 1/2 года) своего первого пребывания успел основать ряд школ: словенскую и арифметическую в Уктусе, в Кунгуре арифметическую, в Алапаевске словенскую. Интересен наказ, составленный Татищевым тогда же для строившегося Екатеринбурга. Считаем своей обязанностью привезти дословно несколько пунктов этого исторического документа: первый пункт говорит о постройке 2-х больших изб в Екатеринбурге для будущих школ; второй - "собрать со всех заводов детей церковных и приказных служителей, мастерских, под-мастерских и всех заводских жителей и обучать их читать, писать, арифметике, геометрии и черчению; по желанию родителей, принимать в школу и детей лиц других сословий"; пункт третий - "на прочих заводах обучать только словесно (т.е. чтению и письму), а для обучения арифметике и геометрии посылать в Екатеринбург"; седьмой - "ежели какой ученик от лености не хочет и в школу ходить не будет, за оное брать с родителей или хозяев их, к кого они (ученики) живут, за первый день одну, за другой день две, за третий и больше  по три копейки и оные деньги делить ученикам; восьмой - "учителям быть: словесного церковным дьячкам и дьяконам, арифметики и геометрии - особому учителю... А ученикам, которые убогие, и отцы их работают подёнщиною или годовое жалованье имеют меньше 12 рублей, так же которые взяты будут с других заводов и из слобод, пономарские и дьячковые, молодых (младших по службе) подьячих и прочих нижайших дети, оным давать хлеба кротив солдата да по прошествии года рубль на платье"...; девятый - "когда которые возрастные обучаются геометрии, оных немедленно определить в работы... и у тех работ быть им после обеда, а до обеда ходить в школу, доколе окончают науку". Чьлбы в достаточной мере оценить размеры этих материальных затрат на народное образование, приведём тогдашние цены предметов первой необходимости: пуд ржаной муки стоил 6 - 7 коп., воз сена 11 коп., рабочая лошадь 2 р. 50 к. и т.д. Плата подёнщику равнялась 3-м копейкам. Всех параграфов о школах 23, и Татищев, между прочим, приводит интересный мотив особенного желания утвердить науку, именно, пункт девятый говорит: "Понеже есть обычай подъячим детей своих обучать своему делу, которое состоит токмо уметь читать и писать, а наипаче от юности коварства знать, которые, по их мнению, великое искусство, и ведая, что другие вольные науки большую пользу им и отечеству принести не могут, оными гнушаются и не прилежат; того ради отрешить им сие намерение. Тако в подьячие никого недопущать, который чисто и слагательно писать не умеет. Наипаче-же и таких, который ко лжи, краже, злобе и неправде склонен, весьма не недопущать, но обучать ремёслам другим". Этот наказ Татищева не остался простым звуком, и в 1724 году в Екатеринбурге были уже открыты обе школы: словесная и арифметическая. По определению Геннина, в 1726 году велено ученикам, отцы которых получают жалованья меньше 30 рублей в год, давать на платье по 2 рубля и провианта 1 1/2 пуда в месяц; таких полупансионеров иметь 100 человек. Это было уже громадным пособием, и даже в наше время может позавидовать тогдашнему просветительскому гуманизму, По словам Н.К. Чупина, Татищев, уезжал из Екатеринбурга в 1737 году, подарил свою библиотеку горной школе, - эта библиотека и по-сейчас в Екатеринбурге, но у кого - мы не могли добраться.
Одна уже эта просветительная миссия доставила-бы Татищеву вечную память на Урале. Но ему приходилось делать десять дел за-раз, и везде он являлся на высоте своего призвания. Заботясь о наивышем развитии "заводского плода", насаждая грамотность и покровительствуя "руками по возможности примениться  о искусстве ремесла", Татищев не забывал, как мы уже говорили, ни торговли, ни путей сообщения, ни бунтовавшей башкирской орды. Особенно тормозило ход дела отсутствие удобных путей сообщения и то обстоятельство, что тогдашний сибирский тракт проходил через Верхотурье. Чтобы отправить письмо в Петербург, нужно было послать его сначала в Тобольск, а отсюда поста раз в месяц "ходила" через Верхотурье и Вятку в столицы - это было настоящее хождение грешной души по мукам, и не удивительно, что самый строгий указ или промемория делала этот конец чуть не в полгода, если не посылалась экстренно с "фурьером". Татищеву на время удалось повернуть тракт на Екатеринбург. Охранение от истребления лесов, пожара, эпидемии - всё входило в круг деятельности Татищева, и он везде успевал явиться во время.
Конечно, главные заботы сосредотачивались на горном управлении и можно сказать без преувеличения, что на Урале Татищев создал всё дела. До него не существовало ни каких правил или определённой системы, и Татищеву пришлось начать постройку с фундамента, так что здесь он является уже в роли законодателя. Ему же приходилось быть и верховным судьёй. Нужно было, вообще, нечеловеческую энергию, чтобы зараз воевать с глухим противодействием тогдашним подьячим, с косневшим в невежестве духовенством, безграмотностью и всеобщим беспорядком. А тут ещё изволь усмирить башкирские бунты, где Татищеву за-раз пришлось быть и полководцем, и военным судьёй, и дипломатом. Так, в 1735 году вспыхнул башкирский бунт по поводу постройки города Оренбурга, и Татищев должен был во главе своего горного войска выступить в настоящий поход. Здесь мы, по чувству безпристрастности, не можем обойти молчанием один возмутительный факт, который относится к деятельности Татищева, именно, как усмирителя Башкирии. В 1737 году Татищев получил назначение строить Оренбург, оставаясь по прежнему командиром всех горных заводов на Урале. Он немедленно переехал из Екатеринбурга на место нового назначения. Вспыхнувший бунт был подавлен. В числе пленных башкир по этому бунту был захвачен какой-то Тойгильда Жуляков; он получил помилование, когда крестился.. Но, вернувшись домой, Тойгильда совратился в магометанство. Об этом было донесено Татищеву, который весной 1737 года, находясь по делам службы в Мензелинске, послал в Екатеринбург майору Угрюмову такое предписание: "Татарина Тойгильду за то, что, крестясь, принял паки магометанский закон, на страх другим, при собрании всех крещёных татар сжечь; а жён и детей его,собрав, выслать в русские города, для раздачи; из оных двух прислать ко мне в Самару". Приказ этот был приведён в исполнение 20 апреля 1738 года, в Екатеринбурге: совратившийся в "магометанство" Тойгильда был сожжён живьём... Трудно сказать что-нибудь в объяснение этого факта, кроме того, Что Татищев платил тяжёлую дань своему кровавому веку, когда жизнь человека ничего не стоила, - честный немец Геннин не даром считал повышение сравнительно лёгким наказанием.
Значение Екатеринбурга, как крепости, дало себя почувствовать во время башкирских бунтов, когда башкиры доходили до Арамиля, а особенно во время пугачёвщины. Положим, сам Екатеринбург не подвергался нападениям, но он служил прекрасным опорным пунктом, оправдывая на деле стратегические планы Татищева, как создателя этой крепости. Линия башкирских владений начиналась за озером Щелкуном,
и русских селений тогда было так мало.
Относительно времени управления Екатеринбургом мы уже говорили, что Татищев в первый свой приезд оставался на Урале всего 1 1/2 года. Его место занял Геннин и прожил в Екатеринбурге с 1723 по 1734 год. По указу императрицы Анны Ивановны 10 февраля 1734 года, главным командиром уральских, сибирских и казанских горных заведений был назначен опять Татищев, явившийся на Урал с такими полномочиями, какими не пользовался после него ни один горный начальник. В Екатеринбурге он оставался до 1738 года.
По части учёных путешественников Екатеринбургу посчастливилось с самого его основания, Первым по счёту был датский капитан Беринг, проезжавший через Екатеринбург в 1733 году в свою экспедицию для проверки открытого им пролива, отделяющего Сибирь от Северной Америки; этот пролив получил его имя. В том-же году явились академики Гмелин, Миллер, и Делил. Конечно, они встретили самый радушный приём у Геннина и зажились довольно долго. В своих путевых записках Гмелин описывает довольно подробно тогдашний Екатеринбург: "Город правильно выстроен; дома на немецкий образец... Нет в нём ни одного дома, который бы не был построен на императорский счёт. Тут я видел, что возможно без побоев удерживать людей, против их воли, от пьянства. Именно здесь ни в какое другое время водка не продаётся, кроме как по воскресеньям после полудня. Но чтобы не дать ни какого случая нарушить святость праздника, то позволено давать каждому лишь такое количество вина, от которого нельзя напиться пьяным". Нельзя не подивиться мудрой предусмотрительности Геннина и остаётся пожелать, чтобы этот опыт в борьбе с пьянством
послужил примером и нашему времени.

продолжение следует